МаПа

Есть люди, которые проходят через  нашу жизнь и сохраняют нас. Они не близкие, уже далёкие, ушедшие. Хранят в нас и жизнь, и лучистость этой жизни, и искренность, и полёт. И как бы далеко они от нас не уходили во  времени, мы вспоминаем их, как счастливые, восторженные секунды всей полноты и радости той жизни, той красоты и той любви, которая и делает нас всех людьми. Потому что без любви жизнь невозможна.

Берта работала в нашей школе медицинской сестрой. Кем же ещё, как ни ей, было там работать? В той школе, где звенело, гремело и проживало всё  послевоенное поколение, от самых крохотных, до самых взрослых. Она была той, у кого был ключ от нашей школы, потому что за ширмой в медицинском кабинете, стояла кушетка, на которой она спала. Там же была и маленькая плитка, на которой она готовила себе еду. Мы знали, как вкусно она готовит,и часто прибегали к ней поесть. Берта жила в школе, другого жилья у неё просто не было. А мы влетали в этот горлопанистый мир с раннего утра и оставались в нём до глубокой ночи.  Там был винегрет за копеечку с тарелкой хлеба, и пирожок за пятачок, вкуснее которого не было нигде.И кого-то бранили родители, ворча, что мы появляемся дома поздно, а кому-то, наоборот, говорили:»Ну что ты сидишь сиднем дома, иди в школу, умней».

Берта была хрупкой, маленькой женщиной, ростом не выше пятиклассника, аккуратной, какой-то необычно белоснежной каждый день. Старшеклассники любили читать ей стихи, и даже первую радиоточку, которую провели в школу, дотянули до её кабинета, чтобы Берта могла послушать стихи, которые читали мальчишки, песни, которые они пели. Она учила их гитарным аккордам, снимая свою старенькую гитару со стены.

«Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали… Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат»…

Эти стихи Семёна Гудзенко любили все, на них писалась музыка, их читали, потому что у Берты лежали блокнотики, листочки фронтовых поэтов, оттуда, с войны, это было богатство Берты, сокровище,о котором знали все, и которое берегли и хранили, читая, переписывая себе, и аккуратно возвращая на место, в коробочку. Стихи и проза мальчиков, которые ушли и не вернулись, мальчиков, которые вернулись с войны, больные, покалеченные, израненные. Великих поэтов Великой войны. О них мы узнавали от Берты. Она была первой, кто читал нам их стихи. К Берте прибегали и девочки, чтобы рассказать о своём, сокровенном. К ней торопились все. Потому что были уверены: «Здесь нас любят, здесь не отмахнутся, мол, «некогда», выслушают, обнимут и поймут». Малыши звали Берту «МаПа». И все понимали, что она, наша МаПа и для взрослых, и для учителей, и для родителей, — для всех.

Когда в школе была проверка, в школьном ли буфете, или на уроках, и школа замирала, а под вечер в кабинетике Берты  собирались только взрослые, и тогда мы, прячась в тёмном коридоре, слушали их песни под гитару, гитару Берты. Песни войны. А в буфете по случаю пеклись горячие пирожки, которые обожала вся школа, и резался винегрет, — всё, как всегда для нас, всех, ежедневно, винегрет — за копеечку, пирожок за пятачок, но это было — угощение для вечера. И все это знали. Мы слушали, как они пели: «Раскудрявый клён зелёный, лист резной», как выходили курить, открывали окна, чтобы дым выветрился до утра, и даже, как они плакали, что-то вспоминая там, на этих встречах. Взрослые люди, вспоминавшие каждый свою войну, общую для каждого…

А мы летали на переменах к буфету, столовке, где всегда было чисто, ароматно и вкусно, не зная, почему и как здесь для каждого находилась тарелка супа с добавкой — «за так», или плюшка за пятак, или пирожок «на добавочку», тоже, «за так»: «Кушай, миленький, вот, остались, остыли, правда, после большой перемены будут горячие, приходи»… Нас кормили там так, словно мы дома ничего не ели. Хотя, многие и не ели. Берта это контролировала, и если замечала, что у кого-то не было ни копеечки на винегрет с тарелкой хлеба, откуда-то появлялась, брала тебя за руку, и быстро-быстро ставила на стол и суп, и тарелку с хлебом, и компот с пирожками. Мы тогда не думали, не знали, как она это делала. Она знала.

Это к ней несли свои пятёрки и колы, свои рисунки, свои пьесы, это она, и никто другой, утирала и слёзы, и наши сопли, дула и обрабатывала наши сбитые локти и коленки, разбитые головы, это она разговаривала с родителями, когда тех вызывали в школу за все наши безобразия. А когда Берта ловила мальчишек на углу школы, которые там курили, Берта устраивала им такую головомойку, после которой курильщики уже не чувствовали себя «бывалыми героями», а краснели, переминаясь с ноги на ногу, и выворачивали карманы, проклиная себя за трусость.

Она учила нас не только перевязывать раны, правильно их обрабатывать, выносить тяжелораненого бойца с поля боя, она готовила нас к тому, что могло тогда случиться, к войне, а мы всегда побеждали в соревнованиях санинструкторов, коих было немало. Болела на школьных спортивных соревнованиях, сидела на наших спектаклях в первом ряду, Берта, наша Берта, бывшая МаПой для каждого. Это у неё мы учились шить, кроить, готовить, лечить, и терпеть. Здесь не было сомнений, — надо ли нам это. Мы знали, это нужно, необходимо, потому что спасёт кому-то жизнь в бою.

Это было искусство любви, дружбы и взаимопомощи. Уроки, без которых школа никогда не стала бы для нас школой, домом, где мы взрослели.

Однажды мы узнали, услышали, как кто-то бросил ей в лицо :»Своих детей нет и не будет, а меня учить вздумала, стерва!» И мы поняли, что такое зло. Сразу и навсегда. До сих пор не знаю, как она смогла выдержать тогда наши вопросы, с которыми мы к ней пришли. Она не стала отшучиваться. Села и рассказала нам, как промерзала на полях под бомбёжками и пулями, вытаскивая раненых с поля боя, как уходила в лес, подальше от солдатиков, чтобы приводить себя в порядок, захватывая руками мёрзлый снег, и как, после тяжких боёв, однажды её нашла под снегом разведка, когда она, после всех перевязок, укрыла собой солдатика и потеряв силы, замерла над ним. И мы поняли, поняли тогда всё, что и там, на войне, всегда, ежечасно, спасая солдатиков и рискуя собой, Берта сохранила и вернула живыми домой всех детей, всех, к кому успевала, не думая о себе… Это был урок для нас на всю жизнь. Главное — жизнь. Жизнь, в которой нужно всё уметь и не бояться учиться.

Этот рассказ о военном санинструкторе я пишу долго, может быть, всю мою жизнь. Каждый раз возвращаюсь, делаю какие-то пометки, правку. И понимаю, что так будет всегда. Потому что Берта рядом, хотя её нет уже много, много лет.

 

Полина Стрёмная